Часть первая.3.

3.
Когда я долгое время не пишу, у меня развивается сильнейший словесный токсикоз. Слова прокисают внутри меня, подобно невостребованному молоку в грудях кормилицы. Я начинаю болеть и бредить удачными, как мне кажется, выражениями. Токсикоз пропадает сразу же после того, как я получаю доступ к компьютеру, блокноту, на худой конец — к чьим-нибудь ушам (хотя в таком случае мировая литература недосчитается моих находок; я теряю интерес к тому, что рассказано). Теперь токсикоз обещал затянуться — мало того, что в Москве все не то, так еще и дома теперь: галлюцинации, странные документы, а теперь какой-то приз дурацкий!

Ладно, хоть радиостанция эта вещала с соседней улицы, — может, и не плохо прогуляться, хотя холод — собачий.... Шумахер явно предсказывал скверную погоду — свернулся пушистым кренделем на диване и спрятал нос в лапки.

Иногда я жалею, что не родилась кошкой. Можно спать шестьдесят процентов жизни, а в свободное время хулиганить.

Кстати, люди, которые не любят кошек, всегда оказываются если не плохими, то уж, во всяком случае, не теми, с кем стоит общаться. Это я проверила на личном опыте. Зато у замечательных человеков всегда есть кошка или кот. Тоже проверено.

Я потрепала Шумахера по гривке и пошла одеваться.

На улице было теплее, чем в моей квартире. Тем не менее холодный воздух охотно забирался в мои рукава и под воротник, а застывшие снежинки били по лицу, словно мелкие звенящие стекляшки.

Замерзнуть я не успела.

— На радио "Ля-бекар". Выиграла приз, — скупо отчиталась я седобровому охраннику, с любопытством рассматривающему мой покрасневший нос.
— Девушка, — укорил меня охранник, — радио называется "Ля-бемоль". Бекар — совсем другое дело, это значит, что повышение на полтона отменили.
Черкнул мне что-то на крохотульной бумажечке и комсомольски указал на лифт.
— Не забудьте пропуск подписать!

Лифт ехал ко мне, скрежеща решетками и подвывая механизмами. Здание оказалось очень старым, и лифт под стать, с надписями на двух языках — русском и немецком, видимо, трофейные немцы так развлекались. Лифт по-немецки будет — "ездящий стул".

Почему "стул", если в нем стоят?..

Белая дверь, за которой должны были густо цвести инфантильные голоса, оказалась закрыта на специальный кодовый замок. Естественно, кода я не знала — мне его никто не сказал. Я вздохнула и дернула за ручку. Тишина.

— У них обед, — сказал кто-то очень тихо и застенчиво. Справа на каком-то довоенном стуле сидела худенькая девушка, похожая на умненькую лисичку.
— Света, — пояснила она. — Меня позвали получить приз, хотя я просто ошиблась номером. Звонила не к ним, а маме. Я отпинывалась, но они тут все такие настырные!
— Со мной та же история. — Света смотрела внимательно, и я спохватилась:
— Аня. Я пишу книжки.
Света улыбнулась и стала еще больше похожа на лисичку.
— Я как раз искала писателя, чтобы...
Тут она засмущалась, и мне как будто увиделись ее мысли: "я ведь совсем ее не знаю!"
— Чем ты занимаешься? — вежливо переключилась я. Света была из тех, кому сразу хочется говорить "ты". Таких людей очень мало. В основном мне встречаются их противоположности, которые настаивают на более неформальном обращении. А мне оно дается с трудом — именно с ними. Я еще очень долго срываюсь на "вы", и противоположности обижаются.

— Я учусь. — сказала она. — На истфаке. Но основная моя жизнь проходит не там. Я увлекаюсь туризмом.
Пришлось сделать сложное лицо. Я всю жизнь боялась туристов. Во-первых, мне непонятно, где они берут столько сил, чтобы ходить под грузом тяжелых рюкзаков на немыслимые расстояния, во-вторых, я не знаю, зачем им это надо: гораздо приятнее лежать под пледом с книжкой, котом и бутылкой красного сухого. Самое главное, я чувствую остро, как бритвой по пальцу, что туристы тоже меня не поймут с моим ленивым образом жизни. Будут переглядываться и хохотать.

Потому что мой папа — супертурист, начальник экспедиции, охотник и рыбак с тридцатилетним стажем. И вот, он брал меня в детстве с собой в лес. Я покорно проходила метров двести, после чего садилась в траву и кричала:
— Домой! Говно!
К чему относилось последнее, непонятно, но мама говорит, что этому слову меня точно не учили. Папа страшно обижался.
Меня усаживали на пенек и давали книжку Успенского про гарантийных человечков. Тогда я еще как-то терпела.
После трех таких походов папа умыл руки и отказался от лесных общений со мною. Вот и выросла я урбаноидом.
И вот теперь нарвалась на настоящую туристку, да она еще писателя ищет...
— Свет, а зачем тебе писатель? — я въехала в разговор заново и уже на танке.

Света смутилась, поправила челку и сказала:
— Сорок лет назад на севере Урала погибла туристическая группа. Группа Дятлова. Девять человек.

Тут дверь с кодовым замком открылась, и в проеме мы увидели улыбку.
— Здравствуйте, здравствуйте! — сказала улыбка. Дверь открылась шире, и прямо перед нами появилась высокая фигура унисексуального склада. Света тоже улыбнулась как-то беззащитно, а фигура (я честно не могла определить ее пол) развернулась в сторону кабинета и патетически воскликнула:
— Прибыли наши призеры!

Радийцы зашумели, а Света тихонько сказала мне:
— Видимо, им совсем уж никто не звонит. Хорошо, что мы откликнулись, а то как-то жаль их. Все-таки работают люди.
Нас торжественно провели в комнату, и фигура (я отметила у нее легкую, почти красивую сутулость и уши, похожие красной сморщенностью на дольки сушеных яблок, — видимо, фигура несколько молодилась) плеснула в два стакана по щедрой порции коньяка.
— Я за рулем, извините, — мягко сказала Света.
— Оу! — обрадовалась фигура и залпом выпила коньяк. Я пригубила напиток: надеялась еще поработать сегодня.

Потом нам преподнесли два пластиковых пакетика с логотипом "Ля-бемоля". В моем оказались кепочка, авторучка и два компакт-диска с ужасными рожами на обложках. Что было у Светы, не знаю, но она всячески показывала свое удовольствие.
— Большое спасибо! — искренне благодарили мы, продвигаясь к двери. Фигура кричала нам вслед:
— Надеемся, что вы станете нашими постоянными слушателями!
— Мы же пропуск не подписали! — вспомнила Света уже на лестнице. — Надо бы вернуться, да неудобно как-то.
— Попробуем так прорваться. — Я решительно двинулась к знакомому лифту.

Охранник широко улыбнулся:
— Илья Петрович предупредил, что вы сейчас выйдете. Он сказал, что вы забыли пропуска подписать...
— Илья Петрович, наверное, и есть та странная фигура, — сказала я.

Света удивилась:
— Я думала: оно — женщина.

Мы засмеялись, и мне показалось, что знакомы мы с ней давным-давно. Хотя, честно говоря, я с женщинами не дружу: у меня был в жизни случай, связанный с отборной девичьей подлостью. Подруга красиво, как в шахматных этюдах Рашида Нежметдинова, увела у меня мужа. Я успела только вскрикнуть вслед: е-два, е-четыре, и это больше напоминало вопль: твою мать! После этого я завязала и с одним полом, и с другим. Шумахер — мой единственный друг и соратник.

Света приготовилась сказать что-нибудь прощально-вежливое, я читала это на ее милом лисьем личике. Видимо, передумала, потому что услышалось совсем другое:
— Садись, я тебя подвезу.

Я уселась в зеленую "восьмерку", и Света аккуратно выехала на улицу.
Через две минуты мы были у моего дома.
— Зайдешь? — спросила я неуверенно: тоже ведь страшно незнакомого человека — и сразу к себе домой. Мой бывший муж просто убил бы за такое. Ну и пусть убивает теперь свою-мою подругу, заслужила.
— Да, — сказала Света, — зайду. Вдруг и правда ты именно тот человек, который мне нужен. Который напишет правду. Все как было.

 

Комментарии :